Хлеб наемника - Страница 88

— Это — домыслы, не более… — сказал бургомистр, но как-то неуверенно.

— Эх, господин первый бургомистр, — вздохнул я. — Вы, верно, забыли, что я часто видел мертвецов? И видел, и трогал. А тело убитого уже начало остывать. И еще… Говорить? — Дождавшись кивка Лабстермана, продолжил: — Рана на теле была раза в два шире, чем ваша шпажонка. Такой след оставляет нож. Скорее всего, кухонный. Вы же весь день провели в ратуше. Кто же убил старшину суконщиков? Ваша дочь? Или — слуга?

— Какая разница? — отмахнулся Лабстерман. — Вы сами сказали, что мой зять — болван.

— Мне кажется, это была ваша дочь, — предположил я. — Покрывать слугу вы бы не стали. Зато одним махом убили двух зайцев — покончили с зятем, который мог вас выдать, и стали героем. Браво!

Я был совершенно искренен в своем восхищении. Действительно, случись убийство чуточку позже, я тоже принял бы на веру версию о герое-бургомистре, убившем родного зятя, предавшего город.

— А что вам предложил герцог? — поинтересовался я. — Неужели дворянство?

— Дворянство… — хмыкнул Лабстерман. — Дворянство можно получить другим способом. Берите выше — титул бургграфа. Правда, не мне лично, а моим детям и внукам.

— Как-то с трудом себе представляю, чтобы император утвердил в качестве бургграфа вашу дочь.

Я честно попытался представить дочь бургомистра в двенадцатилучевой короне, но не сумел. Видел я ее всего лишь один раз. Ну не смотрелась корона на растрепанной голове…

— Разумеется, Сабрину бы никто не утвердил в качестве бургграфа. Зато император утвердил бы в этом титуле сына герцога Фалькенштайна, пусть и незаконного…

— Стоп-стоп, начинаю понимать… — догадался я. — Ваш зять Кнут не был сыном бедного подмастерья?

— Отцом Кнута был герцог Фалькенштайн, а матерью — дочка обер-мастера из Рюеня. Его светлость официально признал Кнута как своего сына, со всеми вытекающими отсюда правами и гербом… Разумеется, он не имел прав на наследование герцогства. Но, согласитесь, дворянство — неплохо для бастарда.

— «В черном поле золотой коронованный сокол, сжимающий в лапах камень», — процитировал я описание герцогского герба и добавил: — У бургграфа Ульбурга герб был бы с полосой слева направо, означающей незаконнорожденность…

— Вот как? — слегка удивился бургомистр. Подумав, пожал плечами: — Хотя какая разница. Со временем герб можно было бы и поменять.

— Как же все здорово придумали! — восхитился я. — Ай да герцог!

— При чем тут герцог? — обиделся бургомистр. — Это была моя затея! А Кнут, хоть и герцогский сын, но кретин, каких мало. Единственное, что он умел, — это пить да махать мечом. Герцог отдал его на воспитание своему близкому другу — графу фон Зельцеру. Ублюдка сделали пажом, потом оруженосцем. Научили танцам, искусству владения мечом. Граф обещал, что в скором времени Кнут будет посвящен в рыцари. А потом? Он изнасиловал дочь своего наставника, украл фамильный перстень, который тут же пропил… Фон Зельцер чудом не зарубил его на месте. Только из уважение к герцогу вассалы графа оставили его в живых.

— Зато раздели донага, гнали несколько миль и травили собаками, как зайца… — дополнил я.

— Вы знаете эту историю? — удивился Лабстерман.

— А кто же ее не слышал? Правда, людская молва сообщала, что насильника все-таки затравили.

— Как видите, он остался в живых. Но Фалькенштайн, при его нелепой любви ко всем своим отродьям, не захотел больше знать своего сына, и Кнут стал охранником у купцов, которые не гнушаются ничем ради наживы. («Вот чья бы корова мычала!» — мысленно усмехнулся я, но перебивать бургомистра не стал — пусть выговорится.) Я нашел его, когда он, обобранный шлюхой, валялся пьяным в канаве. Я вытащил его из дерьма, отмыл, сделал гражданином Ульбурга, придумал ему достойную биографию.

— Зная, что он насильник и пьяница, вы, тем не менее, отдали за него свою дочь… — констатировал я.

— Ну и что? — ухмыльнулся бургомистр. — Зато он сын герцога. Его светлость отрекся от Кнута лишь на словах. Никаких документов не было подписано! Юридически его статус и герб сохранили силу. Когда я встретился с герцогом и передал ему свои предложения, он был очень рад, что непутевый сын взялся за ум. У герцога хватает законных сыновей, поэтому он не может давать феоды бастардам.

— Вот-вот, — поддакнул я. — Приличные отпрыски не женятся на дочерях бюргеров, даже если они являются первыми бургомистрами.

Лабстерман искоса посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— Герцог получает город, сажает в качестве наместника своего сына, а император делает его бургграфом… — в задумчивости проговорил я. — Потом герцог получает титул короля.

— Именно! — горячо воскликнул бургомистр. — Мои потомки стали бы внуками короля и, может быть, принцами. Разумеется, брак бургграфа и дочери бургомистра — моветон. Но правитель города — это не августейшая особа, которая может сочетаться браком только с равными. Правда, — вздохнул Лабстерман, — мои внуки не имели бы права претендовать на герцогский титул или королевский престол.

— Лабстерман, зачем вам это надо? — поинтересовался я. — Вы — первый человек в городе. Торговля сукном приносит такой барыш, который не видел ни один герцог. Ну на кой вам эти титулы, тем более что они достанутся не вам, а вашим потомкам?

Лабстерман насупился и принялся стучать по полу тростью (не забыл, каналья!). Помолчав, выразительно посмотрел на меня:

— Вам не понять. Я очень люблю своих внуков. А если они не смогут продолжать то дело, которое я и мои предки делали сто с лишним лет? Вдруг у них не будет ни призвания к торговле, ни желания торговать? А титул бургграфа — это надежный кусок хлеба! Да и моя девочка очень хотела выйти замуж за титулованного дворянина. Когда я выяснил, кем является Кнут, то понял — это судьба!