Хлеб наемника - Страница 24


К оглавлению

24

Одноногий напоминал актера, игравшего нищего. Любой внимательный человек заметил бы, что держится он наособицу, как переодетый вельможа, пытающийся стать незаметным в толпе. Но как любого человека, облаченного властью, одноногого выдавали манеры. Вот он что-то сказал сидевшему рядом с ним пареньку, и тот опрометью метнулся, словно гонец-скороход, получивший приказ от августейшей особы…

Говорят, в Лютеции стало модным рядиться клошаром, а предприимчивые лавочники уже наладили выпуск драных штанов и залатанных туник, которые стоили дороже целых…

— Пос-той-те, лю-без-ный гос-подии-ин, — нараспев и чересчур манерно обратился ко мне одноногий. — По-да-а-й-те на про-пи-та-ние!

Не люблю подавать милостыню. Нет, не потому, что жаден. Просто каждый третий нищий — жулик, рассчитывающий на простачков. Знавал я одного «калеку», что давал взаймы герцогам и не стеснялся получать от менял шесть процентов с оборота… Но голос мне кого-то напомнил. Когда-то, давным-давно, я его слышал…


Девятнадцать лет назад.

— По-дож-ды, Сту-дент, не бе-ги та-ак бы-ст-ро! — взмолился Жак Оглобля, растягивая слова.

У нашей десятки еще оставался шанс на спасение — лес! Только там можно укрыться от лучников Гамилькара (не того, из древней истории, а другого!), которые с ходу расстреляли полк, а теперь вырубали оставшихся в живых. Но если Жак будет ныть, не дойдем. Я оглянулся, чтобы дать ему пинка, но вместо этого лишь проскрипел зубами — из бедра Жака торчал обломок древка…

— Болван! Зачем подставился?! — орал я от отчаяния.

От стрелы, запущенной умелой рукой, за щитом не укрыться. Удачно, что Оглоблю ранило в бедро, а не в глаз…

Я огляделся: Витас и Нед волокли Живчика, подстреленного в плечо, а Короткохвост тащил их оружие. Остальные, получившие легкие ранения, сами едва волокли ноги.

Короткохвост лишь хрюкнул, когда я взвалил на него свой щит и копье, а сам подставил спину Жаку:

— Давай…

Оглобля замотал башкой: «Дойду…»

— Быстро! — злобно прошипел я сквозь зубы. — Иначе — сам добью!..

Мы успели. Правда, когда наш потрепанный (но живой!) десяток оказался на спасительной опушке, то парни объединенными усилиями тащили не только Жака, но и меня, заполучившего одну стрелу в плечо, а вторую — в бок…


— Жак?! — вырвалось у меня. — Ты жив?!

— Капитан… — вполголоса сказал нищий, взяв меня за руку и поднося ее к своим губам, но, спохватившись, выпустил ее.

Отстранившись, скомандовал кому-то: «Ну-ка, быстренько в таверну, пусть стол накрывают по высшей марке!» Обернувшись, с усмешкой спросил:

— Вы, господин комендант, не побрезгуете посидеть со старым приятелем?

— Дурак ты, Оглобля, — только и сказал я.

Жак шел рядом, дергая меня за плащ и отчаянно имитируя нищего, пристающего к скуповатому горожанину. Кажется, деревянная нога ничуть не мешала, потому что он даже не хромал.

В харчевню Жак направился с заднего хода. Заметив мой удивленный взгляд, пояснил:

— Не стоит портить репутацию заведению. Да и комендант города будет выглядеть странно рядом с одноногим нищим.

Мы прошли в небольшую комнатку, где был накрыт стол, за который не стыдно посадить и короля. Представительный мужчина, встретивший нас в дверях, раскланялся, отодвинул стулья и приготовился прислуживать.

— Иди к посетителям, — велел ему Жак, некогда прозывавшийся Оглоблей. — Мы сами…

Взяв в руки бутылку, Жак вопрошающе посмотрел на меня, а когда я помотал головой, удовлетворенно хмыкнул:

— Когда капитан начнет пить вино, мир перевернется! Посему — дозвольте налить вам сока!

— За тех, кто лежит на речном дне и похоронен в придорожных канавах! — поднял я свой бокал.

После первого и единственного тоста наемников «официальная» часть кончилась. Я с удовольствием пробовал яства, которых уже давно не доводилось пробовать, а Жак налегал на вино. Наполняя очередной бокал, Оглобля засмеялся:

— Когда узнал, что ратуша взяла на службу опытного наемника — непьющего! — сразу подумал о тебе. Другого такого не существует!

— Это точно! Такого, как я, еще надо поискать…


Двадцать лет назад

Утро выдалось на редкость мерзким. В голове стучал пьяный кузнец, а ноги и руки не хотели слушаться и лежали как обрубки… Что было вчера, с трудом вспоминал я. Помнится, мы пошли промочить горло. После лекции? Или — это было «до»? А, вначале — «до», а потом — «после»! И, кажется, еще и вместо лекции…

Дальше были кабаки, где мы умудрились подраться с вышибалами… Точно, драка была (болят бока, и правый глаз не открывается!). А дальше? Дальше были опять какие-то кабаки, шлюхи…

— Подъем, уроды! — раздалось над ухом.

«Какая сволочь осмеливается орать, когда МНЕ плохо? Причем ТАК ПЛОХО…» — попытался я приподнять голову, но не смог. Больше всего мне хотелось умереть. На худой конец — выпить кружку пива. Ладно, сейчас сойдет и вода. Выпить воды, запить ее двумя-тремя кружками пива. Послать за пивом? Но меня немилосердно сдернули с ложа…

Сидя на четвереньках, я с трудом огляделся — везде стояли, сидели и блевали человекоподобные существа. Откуда-то, из неимоверной высоты, с брезгливой ухмылкой на нас взирал мужик в форме королевских наемников: серые штаны, заправленные в короткие сапоги, грязно-красный камзол (говорят, что крови не видно!) и серый же плащ. На правом плече — двойной галун. С бодуна доходило туго, но умудрился определить, что это сержант.

24