— Фу, господин Артакс, какую гадость вы сказали! — передернулась Эльза, но, подумав, изрекла: — Кровь можно отстирать щелоком. А украшения нужно почистить до того, как вы принесете их домой.
— Ну и ну… — только и сказал я.
— А что такое? — хмыкнула Эльза. — Я лишь сказала то, о чем подумала. Или — надо было изобразить отвращение? Знаете, господин Артакс, — это то же самое, если, приходя в гости, вам захотелось сходить по нужде, а вы, вместо того чтобы сразу просить у хозяев горшок, начинаете мямлить, что неплохо бы выйти в чулан и привести себя в порядок. И хотя все понимают, чего вы хотите, но делают вид, что верят… Приличия соблюдены, но содержимое горшка от этого не изменилось. Так?
Пожалуй, «здравый» смысл Эльзы смутил даже меня! А меня смутить трудно.
— Я в восхищении! Вот только даже в лагере наемников никто не будет говорить о дерьме, если сидит за общим столом.
— Поэтому наемник не будет говорить жене о женщинах, которых он брал силой, о людях, которых он убил…
— Не будет, — поддакнул я. — Равно как он не будет говорить о своем жеребце.
— А при чем здесь жеребец? — удивилась фрейлейн.
— Ни при чем… — согласился я. — Лучше говорить о кошках.
— О чем? — переспросила Эльза. Кажется, удивилась.
— О кошках, — улыбнулся я. — О них всегда есть о чем поговорить. Жаль, в вашем доме нет кошки…
— Зато у нас есть кот, — расцвела женщина в улыбке. — Толстый, нахальный и рыжий! Приходит раз в месяц на два-три дня — отъестся, отоспится и — нет его… Последний раз заходил, когда вы были на стенах.
— Ну, делом занят! — похвалил я кота. — Значит, всех окрестных кошек успел «огулять».
— Если бы окрестных… — фальшиво вздохнула Эльза, гордясь своим питомцем. — Китц обрюхатил половину городских кошек. Только и слышишь — вот, мол, опять рыжие котята пошли… Соседи уже всерьез заговаривают о том, что надо бы заставить Уту выплачивать алименты. Но Ута потребовала, чтобы они вначале доказали, что все рыжие котята — дети Китца.
— Ай да фрау Ута! — развеселился я и поинтересовался: — Коты, наверное, вашего котика часто лупят?
— Как же! Пусть попробуют, — хмыкнула Эльза. — Он уже отлупил всех, кого мог. Недавно разодрал нос у любимой собачки третьего бургомистра. Вот шума-то было! Герр Кауфман хотел нас оштрафовать, но не нашел подходящей статьи.
— Ишь, разбойник! — восхитился я. — Пожалуй, надо быть готовым, что он придет выяснять отношения со мной.
— Придет! — радостно закивала Эльза. — Придет и скажет — что тут, мол, за чужак на моей территории?!
— Ага, с моими женщинами! — поддакнул я, чувствуя, что мне заранее нравится кот, которого называют таким смешным именем: — А почему — Китц? Назвали бы его как-нибудь…
— Имя не могли придумать, — хохотнула женщина. — Вначале так и звали — котенок, котеночек — китц. Потом Ута предлагала одно, Гертруда — другое, я — третье. Ну так мы и не договорились, а котенок остался Китцем.
Подумав, я решил, что Эльза — не совсем законченная стерва, и уже вновь потянулся к женщине, но снаружи донесся голос Гневко. Молодец, вовремя предупредил!
— Сестры вернулись, — сообщил я, и фрейлейн, сорвавшись с постели, забегала по комнате, собирая разбросанную одежду и проверяя, не забыла ли чего. Почти выскочила, но вспомнила о переднике и нижней юбке, валявшихся под кроватью, и вернулась.
Эльза успела убежать до того, как на пороге появилась Ута — грозная и разгневанная, как фурия. Не знаю, что вдруг ее смутило? Может быть, запах?
— Как это понимать? — гневно спросила моя хозяйка.
— Что именно? — фальшиво зевнул я, делая честные глаза.
— Почему я должна узнавать об этом на рынке, если в моей гостинице живет комендант города? Почему ты не сказал, что вы решили сдать город?
— Ч-что? — подскочил я на кровати. — Как сдать?
— Разве ты не знаешь? — настал черед удивляться ей. — С утра заседает Городской Совет. Решают, на каких условиях открыть ворота. Цены на рынке такие, что…
Что там дальше говорила Ута, я не слышал. Как новобранец, заслышавший команду, запрыгнул в штаны, схватил в охапку оружие и доспехи и выскочил на улицу.
— Эдди! — позвал я, уверенный, что парнишка ошивается где-то поблизости.
Адъютант выбежал из конюшни. На моей памяти это впервые, чтобы гнедой подпустил к себе постороннего. Ну и ну!
— Беги к Бруно и скажи, чтобы вел отряд к ратуше! — приказал я, облачаясь в панцирь и надевая шлем. Воевать с бургомистрами я не собирался, но все же…
— А караул? — поинтересовался мальчишка, приготовившись бежать.
— Пусть нищих поставит, — махнул я рукой, принимаясь седлать гнедого.
«Господин бургомистр решил меня кинуть, — думал я, пока мы скакали к магистрату. — Посмотрим…»
Около ратуши стояли два унылых стражника и переминался с ноги на ногу Густав.
— Кто разрешил?! — рявкнул я, спрыгивая с коня.
Латники слегка потупились, ковыряя древками алебард мостовую, будто пытались там что-нибудь раскопать, но брусчатка была сложена на совесть.
— Не слышу ответа, — понизил я голос и заговорил таким тоном, что самому стало противно.
— Господин Артакс, мне приказали… — начал Густав.
— Что приказали? — вызверился я. — Приказали бросить пост и идти сюда? Кто посмел отдать приказ через мою голову? И почему ты исполнил чужой приказ?!
— Господин первый бургомистр приказал встать на караул и никого не пускать! — с тупой решительностью сказал капитан стражи. — В том числе — вас, — добавил он, опуская глаза. — Простите, комендант, но мы подчиняемся ратуше…